Неточные совпадения
Вагон встряхивало, качало, шипел паровоз,
кричали люди; невидимый
в темноте сосед Клима сорвал занавеску с окна, обнажив светло-голубой квадрат неба и две звезды на нем; Самгин зажег спичку и увидел пред собою широкую спину, мясистую шею, жирный затылок; обладатель этих достоинств, прижав лоб свой к стеклу, говорил вызывающим тоном...
Забор был высок, бесконечно длинен и уходил
в темноту,
в дым, но
в одном месте он переломился, образовал угол, на углу стоял Туробоев, протягивая руку, и
кричал...
На следующий вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг
закричал и со всех ног кинулся
в кабинет отца.
В гостиной он увидел высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан. Отец велел нам идти за ним… Мы подошли к порогу и заглянули
в гостиную. Слабый отблеск света падал на пол и терялся
в темноте. У левой стены стояло что-то высокое, белое, действительно похожее на фигуру.
— Да что ты! —
крикнула бабушка, вскинувшись с пола, и оба, тяжко топая, бросились
в темноту большой парадной комнаты.
Замечательно, что гуси, не запутавшиеся
в перевесе, а только
в него ударившиеся, падают па землю и до того перепугаются, что
кричат, хлопают крыльями, а с места не летят: без сомнения,
темнота ночи способствует такому испугу.
Входя
в свою комнату, Розанов на самом пороге столкнулся
в темноте с какою-то фигурою и, отскочив,
крикнул...
— Голубчик мой, хорошенький мой, — смешно и жалобно запела Любка, — ну что вы всё на меня
кричите? — и, мгновенно дунув на свечку, она
в темноте приникла к нему смеясь и плача.
Как сейчас вижу: сквозь дверную щель
в темноте — острый солнечный луч переламывается молнией на полу, на стенке шкафа, выше — и вот это жестокое, сверкающее лезвие упало на запрокинутую, обнаженную шею I… и
в этом для меня такое что-то страшное, что я не выдержал,
крикнул — и еще раз открыл глаза.
А вдруг генерал Отчаянный
крикнет (да еще
в темноте!): знай сверчок свой шесток — ну, и снимайся с места, разыскивай, где он, этот"свой"шесток, обретается?
Потом, когда он вырвал ногу и приподнялся, на него
в темноте спиной наскочил какой-то человек и чуть опять не сбил с ног, другой человек
кричал: «коли его! что смотришь?» Кто-то взял ружье и воткнул штык во что-то мягкое.
Чем более сгущалась
темнота, тем громче
кричали гады. Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний вой волков, и вопли филина. Мрак становился гуще; предметы теряли свой прежний вид и облекались
в новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались
в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от человеческого понятия. Поганая Лужа сделалась достоянием силы нечистой.
Передонову стало досадно. По его мнению, сестры должны бы плакать от печали, что он их отверг. «Притворяются!» — подумал он, молча уходя со двора. Девицы перебежали к окнам на улицу и
кричали вслед Передонову насмешливые слова пока он не скрылся
в темноте.
Медь поёт робко и уныло, — точно кто-то заплутался
в темноте и устало
кричит, уже не веря, что его услышат. Разбуженные собаки дремотно тявкают, и снова город утопает
в глубоком омуте сырой тишины.
Так как
в темноте нельзя было ничего разобрать, то Мерцалов
закричал наугад...
Началась бестолковая, нелепая сумятица. Все поднялись с мест и забегали по павильону, толкаясь,
крича и спотыкаясь об опрокинутые стулья. Дамы торопливо надевали дрожащими руками шляпки. Кто-то распорядился вдобавок погасить электрические фонари, и это еще больше усилило общее смятение…
В темноте послышались истерические женские крики.
Друзья крепко спали, когда пришла нежданная беда. Арефа проснулся первым, хотел
крикнуть, но у него во рту оказался деревянный «кляп», так что он мог только мычать. Гарусов
в темноте с кем-то отчаянно боролся, пока у него кости не захрустели: на нем сидели четверо молодцов. Их накрыл разъезд, состоящий из башкир, киргизов и русских лихих людей. Связанных пленников посадили на кобылу и быстро поволокли куда-то
в сторону от большой дороги. Арефа и Гарусов поняли, что их везут
в «орду».
Между тем черное оконце над яслями, до сих пор невидимое, стало сереть и слабо выделяться
в темноте. Лошади жевали ленивее, и одна за другою вздыхали тяжело и мягко. На дворе
закричал петух знакомым криком, звонким, бодрым и резким, как труба. И еще долго и далеко кругом разливалось
в разных местах, не прекращаясь, очередное пение других петухов.
— Пшо-о-ол! —
крикнул он дико и пронзительно. Испуганные лошади взяли с места, телега загрохотала по колеям и исчезла
в снежном сумраке, только несколько раз еще донеслись до нас из
темноты взвизгивания черкеса: пшо-о-ол, пшо-о-ол!.. Казалось, это были крики возбужденного, опьяневшего человека.
В мрачный и дождливый осенний вечер он возвращается домой.
В темноте к нему подбегает испуганная девочка,
в ужасе что-то
кричит, просит о помощи, тянет его куда-то. Но ему теперь — «все равно». А для героев Достоевского «все равно» или «все позволено» значит лишь одно: «ломай себя, а обязательно будь зол».
В душе смешному человеку жалко девочку, но он, конечно, грозно топает ногами и прогоняет ее.
Игорь не договорил. Грянул выстрел. За ним другой, третий… И, странное дело, не он, Игорь Корелин, a молоденький венгерский гусар грохнулся на землю, выронив из рук револьвер. Загремели, затрещали следом за первым и вторым и… другие выстрелы… Защелкали своим своеобразным щелканьем винтовки… Гусары рванулись куда-то
в темноту и
в тот же миг отпрянули с ужасом назад,
крича во все горло...
Не знаю, как теперь, но тогда, то есть сорок один год назад, встречать по дороге крестьян (и старых, и молодых, и мужчин, и женщин) было очень приятно. Всегда они первые вам кланялись и не просто кивали головой, а с приветствием, глядя по времени дня. Случалось нам возвращаться домой, когда совсем ночь. Вам попадается группа крестьян, и только что они вас завидят
в темноте, они, не зная, кто вы именно,
крикнут вам...
За темными окнами засветился огонек.
В халате, со свечкою
в руках, Федор Федорович вошел
в залу. Он раскрыл окно и злобно
крикнул в росистую
темноту сада...
Спуститься
в темноту, откуда встают тени. Там что-то всех должно объединить. Там, где хаос — изменчивый, прихотливый, играющий темною радугою и неотразимый
в постоянстве своего действия на нас. Туда спуститься к людям, там
крикнуть свой вопрос о жизни. Если бы оттуда раздался ответ, — о, это была бы покоряющая, все разрешающая разгадка. Как молнией, широко и радостно осветилась бы жизнь. Но там молчание. Ни звука, ни отклика. Только смутно копошатся вечно немые, темные Хозяева.
Ростов накинул плащ,
крикнул за собой Лаврушку с вещами, и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем,
в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
— Ну, ну, разом, налегни! —
кричали голоса, и
в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и наконец плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо-радостный крик и хохот.
— Нам — до ребят ли! О себе говори. Тебе не до того? Подумаешь, — самое тут важное, до того ли тебе это, или не до того… Темка! Пойми! — Она села на постели, с тоскою простерла голые руки
в темноту. — Хочу белобрысого пискуна, чтоб протягивал ручонки, чтоб
кричал: «Мама!» Прямо, как болезнь какая-то, ни о чем другом не хочу думать. И ты мне противен, гадок, и все это мне противно, если не для того, чтоб был ребенок!
Увидав, что
в такую роковую минуту людьми овладел беспокойный и неразрешимый спор, Зенон поспешил поскорее к епископу
в ту сторону, куда тот отдалился, и хотел просить его разрешить все недоумения, но ночь была темна, и он не нашел молившегося
в темноте епископа, а когда шел назад, то спорившие и ссорившиеся люди окружили его и стали
кричать...